В Бурятии Кокуй-городок почти полностью ушёл под воду...

  Судьба многих рыбаков правобережной стороны нашего района связана с Кокуем и стоящим на нём рыбпунктом Северным.

  У Виктора Лаврентьевича Данеева, живущего на оймурской Третьей пристани, в 1970 годы отец работал в Кокуе приёмщиком рыбы. Сам он несколько сезонов ходил в рыбацкой бригаде на Северном. Виктор Лаврентьевич рассказывает, что километра через полтора от Кокуя, за косой, есть так называемая кокуйская яма – глубокий обрыв байкальского дна. Сети ставят, а ячею сетей затягивает глубоко вниз. Сейчас на острове два креста. В память о рыбаках, утонувших недалеко от Кокуя…

  …Рыбпункт Северный был подразделением Дубининского рыбозавода, который начал работать в 1928 году. Рыбная промышленность в Бурятии тогда развивалась быстро. Государство выделяло на эти цели немалые средства. Была создана республиканская организация «Байкалрыбтрест». В начале 1930-х годов её силами в республике открылись 27 рыбодобывающих и рыбоприёмных пунктов. Думаем, что Кокуй-Северный был одним из них.

  Северный упоминается в приказах по Дубининскому рыбозаводу. Ольга Петровна Стрекаловская, много лет трудившаяся в отделе кадров Кабанского рыбозавода, отыскала в нынешнем архиве рыбозавода два приказа. В приказе № 198 от 20 сентября 1945 года по Дубининскому рыбозаводу, подписанном директором Чирковым, сказано: «Предоставить отпуска по рыбпункту Северный работникам: Соболевой Ф.А., Таракановской О.К.». Конец сентября, сезон летней путины завершён. Получается, что после войны Северный работал круглогодично.

  Есть приказ, подписанный 14 ноября 1967 года директором уже Кабанского рыбозавода А.А. Григорьевым: «Назначить мастером рыбпункта Северный Фёдорову О.П., рыбообработчицей – Доморозову Л.И. Льдобуриста Трескина П.И. с 15 ноября 1967 г. назначить мотористом с доплатой в 20 рублей. Время освещения согласовать с бригадирами». На острове появляется электричество. Есть электродвигатель и моторист.

  В 1935 году от Дубининского рыбозавода в Северный направляют Ивана Яковлевича Хребтовского. Он проработал на Кокуе одиннадцать лет, принимал рыбу, отчитывался за неё. Жил на острове с семьёй и детьми круглый год. Многие люди вспоминают этого человека добрым словом. В его память был назван Хребтовский мыс, образовавшийся после частичного затопления острова.

  Нам удалось побеседовать с сыном И.Я. Хребтовского – Ильёй Ивановичем. Ему сейчас девяносто лет, живёт в городе Улан-Удэ. Охотовед. Многие годы он работал заместителем начальника Бурятского управления охотничье-промыслового хозяйства.

  Илья Иванович показывает на карте дельты Селенги Кокуй и мыс Хребтовский и рассказывает об отце с особой теплотой:

  — Папа был тружеником. Когда его назначили в Кокуй, мы с мамой, старшим братом и сестрой переехали туда жить из улуса Цыгеновский. Дисциплина на рыбпункте была строгой. Трудились там не жалея сил. Папе было уже за пятьдесят, на фронт его не призвали, он 1898 года рождения. Работники рыбпункта считались во время войны мобилизованными и были на военном положении.

  До затопления Ангарской ГЭС остров был большим. Километров пять в длину и два в ширину. Стояли там длинный засолочный цех, здания конторы, бани, магазина, были дома. Сначала наша семья жила в большом бараке. Жили скромно, как все тогда. Мама, Евдокия Николаевна, чтобы прокормить семью отправляла нас со старшим братом на рыбалку. Мы держали корову, сажали небольшой огород, в основном, картофель. Там у родителей родились ещё две дочки.

  Летом к нам приезжала старшая сестра мамы – тётя Оля. Сметливая, сильная женщина. Отец был весь в трудах, ему было некогда. Из Кокуя его ещё отправляли в командировки на другие рыбпункты. Весь быт лежал на маме. Вот с тётей Олей мы потихонечку стали строить себе небольшой домик. Вылавливали из Байкала разбросанные штормом брёвна. Лес тогда сплавляли деревянными «сигарами» из соединённых меж собой брёвен. И если они при сильном ветре отрывались, их можно было собрать.

  До сих пор помню: по берегу сушатся сети, я брожу по горло в воде, сначала долго ищу бревно, потом толкаю его к берегу. Байкал был гораздо мельче. Я закончил семь классов в Корсаково и жил с родителями. Уже позже поехал учиться. Потихоньку мы смогли построить небольшой дом. Зимой топились тальником. В редкие моменты, когда отцу удавалось быть дома, все радовались. Жили они с мамой дружно, не помню, чтобы папа повышал на нас голос: молчаливый, спокойный, честный. Ни разу у него не случилось на рыбпункте никакой растраты.

  Отца на работе уважали. Его премировали от рыбозавода ружьём-двустволкой. Сам он не охотился. Мне иногда разрешали. Зимой я выходил на лёд, сверху набрасывал на себя белую простынь. И стрелял гусей. На лебедей только любовался, стрелять родители строго-настрого запрещали. Отца премировали даже путёвкой в Крым. Но он так и не поехал…

  Кокуй запомнился своей необыкновенной красотой. На острове росли берёзы, цвёл шиповник, было много птиц.

  Илья Иванович заканчивает рассказ.

  Писать о Кокуе и не побывать там было бы неправильно. Мы ходили на моторной лодке до Кокуя в середине октября. Шли по протокам от Корсаково около часа. Непуганые белые лебеди взлетали из камышей вдалеке. Кокуй – совсем небольшой метров сто в длину: заросли камыша, мелкие берёзки. На остров не высадишься без резиновых сапог – мокро. Обошли его на лодке, вокруг безбрежная гладь воды. Даже не верится, что полвека назад здесь были высокие берега, по острову ездила грузовая машина – перевозила бочки с рыбой от засолочного цеха до причала, чтобы морем отправить байкальский омуль в Танхой и дальше – по железной дороге.

  Теперь Кокуй со всей своей красотой, как древнерусский град Китеж… Почти весь под водой…

  Автор благодарит за помощь в подготовке материала старшего госинспектора Кабанского заказника В.А. Инешина.