В Бурятии Михаил Пнёв из Селенгинска написал книгу в память о своих друзьях

Последнее путешествие

Памяти моих друзей А.П. Попова и Н.И. Быкова.

  9 марта 2023 года исполнилось два года со дня ухода из жизни моего друга Александра Петровича Попова. Земляки хорошо помнят этого замечательного человека. Нет с нами и Николая Иннокентьевича Быкова. Памяти своих друзей я посвящаю этот отрывок из моей книги «По следам первопроходцев».

Ещё с весны мы с Петровичем стали обсуждать: куда сходить летом, чтобы было легко и интересно, и обязательно с хорошей рыбалкой? Он предложил пройти по реке Кыджимит, которая берёт начало в хребтах Улан-Баргусы и впадает в реку Витим, это начало великой сибирской реки Лена с восточной стороны Байкала. Я с удовольствием соглашаюсь. До реки сложно добраться, поэтому на ней мало туристов и сохраняется естественная природа, а рыба сама выпрыгивает на берег, если ей показать наживку.

До лета Александр Петрович пообещал всё узнать: как добраться и как выбраться. Встречаемся 9 мая. Он с восторгом рассказывает, что всё разведал и разузнал про реку: золотое место для тех, кто любит природу. Два дня сплава, две днёвки, загорай, фотографируйся, лови рыбу, вари уху, любуйся природой – уходить не захочешь…

Длина реки – 130 км, затем она впадает в Витим, а далее – 270 км до села Романовка. По 40 км в день – наш 10-дневный маршрут. Не жизнь, а мёд! Чтобы было ещё веселее, с нами в компании идут наши товарищи – Иннокентьевич и Кириллович. Безопасность обеспечена: две резиновые лодки и четыре человека. Я советую Петровичу взять баян.

Наши жёны всегда не в восторге от таких мероприятий, но мы выдвигаем версию, что уходим в самоизоляцию от коронавируса, но не в квартиру, а на реку, где нет людей, одни медведи, которые не успели подхватить эту заразу...

Час настал. Мы в грузовике УАЗ, и охотник, знающий дорогу, доставляет нас на реку.

Дорога до Кыджимита заняла 12 часов. Разгружаемся, накачиваем лодки, наливаем по 100 грамм. Петрович произносит тост: «За тех, кто в пути, за то, чтоб им хватило выдержки, воли, здоровья, силы духа, чтоб их спички не отсырели и лодки не сдувались, пусть во всём им будет удача!» Водитель напутствует: «С этого места вы лезете в горло бутылки, откуда обратного хода нет. Вы выберетесь из неё, только пробив дно». Мы – в лодки, он – в машину, путешествие началось.

В 20 часов останавливаемся на ночлег, ставим палатки. Петрович сразу же добывает 4 рыбы, из которых готовим уху. Ни вирусов, ни телефона, ни телевизора, и в радиусе 100 км нет ни одного человека. После ужина дежурный моет посуду, сами чистимся, моемся и ложимся спать. Так проходит первый день путешествия – 12 июня, День независимости России, и мы сами свободны, независимы и счастливы…

Утром следующего дня я вырубаю шесты для лодок, чтобы проталкиваться на перекатах, делаю кормовое весло. День проходит безмятежно, во время остановок добыли 12 рыб. Вечером снова уха, жареная рыба, весёлые разговоры и какой-то подозрительный шум реки впереди по нашему курсу.

Ночевали, а поутру с песней «Широка страна моя родная» отчаливаем от берега. Солнечно, ясно, относительно тепло, кукушки поют не переставая. Смеёмся, а шум воды всё ближе… И вот он, первый порог. Смотришь вниз – а под тобой верхушки деревьев. Сплошные валуны и потоки воды между ними. Ринулись вперёд. Через десять метров нашу лодку выбрасывает на камни. Выходим из неё, мои ноги скользят, падаю и сразу по шею оказываюсь в горной холодной воде.

Снимаем лодку с камней, тут же её набрасывает на следующую каменную гряду, разворачивает, заклинивает между двух валунов. Лодка накренивается, мы вылетаем из нашей каравеллы, а в лодку устремляется поток воды.

Сталкиваем корму с камня, разворачиваем лодку по течению и протаскиваем между валунами, уже не садясь в неё. И так шесть часов в воде и камнях. Лодка полузатоплена. Во что бы то ни стало нужно пройти порог засветло. Из-за больших валунов не можем подойти к берегу. Выныривая в очередной раз из воды, встаёшь на камни и радуешься, что прошёл ещё пятьдесят метров.

Семьсот метров за шесть часов – с такой скоростью я ещё никогда не ползал, не ходил, не ездил. Наконец выходим на берег. Раздеваемся и лежим на тёплом песке. Уже нет разговоров о красоте природы, о прекрасной рыбалке, о красивых снежных вершинах Икатского хребта. Никто не бежит мыть посуду, собирать дрова. Всех разморило.

Но тут командует Кириллович: «Дрова собирать, вещи сортировать и ужин готовить!» Поднимается первым и идёт за дровами. Мы из своей лодки достаём вещи, половина из которых мокрые. Разгружаем лодку, перевёртываем её, всё днище в пробоинах. Оставляем до утра. У меня промок спальник, а это не рубашка, сразу не высушишь. Растягиваю его на кустах.

Ночуем с Петровичем под одним спальником, то он с меня его стянет, то я с него. В конце концов выхожу из палатки, развожу костёр и так встречаю утро. Я готов уже сдаться, но кому? В радиусе ста километров нет ни одного человека. Вверх уже не подняться, вправо-влево скалы и горы, остаётся только вниз по реке.

С утра решаем клеить лодку, на днище около двадцати пробоин. Ставим заплаты, проклеиваем всё днище скотчем. Сверху лодки Петрович плетёт из веревок сетку, на неё складываем и привязываем вещи, чтобы не намокли. За это время Кириллович готовит роскошный обед: суп с картошкой, три банки тушёнки, на второе – разогретая каша.

Путь продолжаем после обеда. Через тридцать минут лодка опять наполняется водой. Встречный ветер не даёт грести по плёсам, приходится тащить по ним лодку верёвкой. Прошли два небольших порога, часть заплат от днища оторвалась, куски скотча тащатся за нами. Сами мокрые и сидим по колено в воде. Чтобы отогреться, делаем через два часа остановки на берегу.

В 19 часов останавливаемся на ночлег. В днище нашей лодки две огромные пробоины, через которые ушли на дно картошка, газовая плитка, котёл, хлеб, сахар, соль, водка и фотоаппарат. Петровича успокаиваем: все теперь пользуются телефонами, так что фотоаппарат больше не нужен. Рекомендуем ему беречь кинокамеру, а то ведь никому не докажешь, что мы идём такой каменистой дорогой. Но на следующий день тонет и камера…

Кириллович делает замечание, что никому не надо говорить, в какую мы попали обстановку, – окружающие засмеют: дожить до седин и так вляпаться могут люди без головы, а если с головой, то без мозгов. Протяжный тоскливый вой не дал ему договорить… Проходит ещё несколько минут, вой несётся уже со всех сторон. Как только наступила полная темнота, вой стал слышаться всё ближе, временами так близко, что, казалось, брось камень – и попадёшь в чью-нибудь пасть…

Кириллович подкинул дров в костёр, темнота отодвинулась, но не вой. Все вспомнили про ружья, которых у нас не было, но в лодке был запасной топор. Я пошёл было за ним, но Кириллович остановил меня и сказал, что волки воем выманивают нас из зоны огня. «Уйдёшь – не дождёмся ни тебя, ни топора. У нас ведь есть один топор и ножи, так что будем стоять насмерть». Однако ночь прошла более-менее благополучно, только постоянно приходилось поддерживать костёр.

Пятый день был повторением прошлого: мы молча брели по холодной воде, только на плёсах садясь на весла. Безмолвие нарушал лишь вой преследователей, которые шли за нами по пятам, но не показывались на глаза. Но вскоре волки от нас отстали.

На порогах сразу с лодки – в воду, где попадаем в яму между камней, плывём, держась за лодку. Останавливаемся на обед. Две банки тушёнки с лапшой из лодки Иннокентьевича – у него лодка целая, не пробитая. На второе и третье – чай, хлеба нет, сахара нет. Начинается дождь. Ставим палатки и решаем дальше сегодня не идти. Из-за дождя ничего не просушили, одежда сырая, а ночь длинная и холодная. Утром обсуждаем создавшуюся ситуацию, решаем из-за отсутствия еды и рыбы в реке не искать её, а двигаться дальше, пока есть силы.

Шестой день. Я оставляю на берегу часть своей одежды, так как запасная намокает и не успевает высохнуть, выбрасываю удочки, так как уже не до рыбалки, оставляю только комплект одежды, спальник и палатку. Где находимся, не знаем, должны выйти на Витим, который впадает в нашу реку слева, но его нет. Печалит, что идём по солнцу на север, а по карте должны уже идти на восток. Но никто не ноет, не плачет, не чихает и не кашляет, значит, нет коронавируса. Начинаем путать дни – сколько идём, какое сегодня число, какой день недели. В глазах только вода и камни, внутри холод, дрожь и усталость.

Но вот за очередным поворотом река слева не меньше нашей. Здравствуй, батюшка Витим! Мы дошли до тебя, будем жить! Один я помалкиваю, так как у меня дома осталась карта более крупного масштаба, а на ней слева впадает река Муясын, справа река Аланджан, а затем уже Витим. Если это так, то до Витима ещё два-три дня. Я молчу, не хочется друзьям портить хорошее настроение. От слияния двух рек вода стала глубже и быстрее. На правом берегу вижу русло высохшей реки, как и показано на моей карте, но молчу. Мы не на Витиме.

Вводим ограничение: утром – одна банка тушёнки, на обед – одна банка тушёнки, на ужин – одна банка каши. При таком раскладе еды нам хватит на три дня. Жалко жену, детей и внуков, уже переживают: ни одного сообщения за семь дней, а сколько ещё впереди… Мы прошли примерно 100 км, а впереди ещё триста…

Безмолвие мрачной тайги милосердно, оно как будто защищает человека, давая ему воду, тепло и пищу при определённых обстоятельствах, но безжалостный холод под звёздным небом угнетает сознание, сковывает волю и желание.

Восьмой день. Впереди с самого утра опять камни – мы вчера не смогли пройти весь порог. Солнце всходит. Собираю дрова, развожу костёр, я сегодня дежурный по кухне. На завтрак только чай. Не торопимся, ждём, когда солнце осветит реку, чтобы просушить одежду, и опять в камни. Болотные высокие сапоги только у Петровича. Если застреваем в камнях, он прыгает в воду первый, а потом уже десантируюсь я в коротких сапогах, в которые сразу попадает вода. К вечеру поняли, что мы ещё не вышли на Витим. Где идём, куда идём – не знаем, но, глядя на солнце, радуемся: хорошо нас греет и показывает, что мы повернули на восток.

Проходит два часа, мы на берег и отогреваемся, так как мёрзнут ноги, которые всё время в воде. Перекусывать нечем. Подсушиваем одежду и опять в воду. В обед останавливаемся на песчаной косе у переката. Петрович наконец-то ловит четыре небольшие рыбки: ужин обеспечен. В обед волокна от тушёнки делим чайной ложкой, но никто не унывает. Для воодушевления коллектива я сказал: мы обязательно дойдём до села Романовка, но, скорее всего, ногами вперёд. Меня чуть не избили за такую провокацию…

От слияния Кыджимита и Муясына воды стало больше, но стало больше перекатов и порогов. Решили, что нам это кажется от усталости и недоедания. Опять ревизирую лодку, выбросил из неё фанерное днище, алюминиевое крепление, ящик для посуды, чашки, с толик – в лодке всё это заполняется водой, намокает и увеличивает её вес. Выбрасываю муку в пакетах и сухари, которые каким-то образом уже четыре дня плавают в лодке и не могут утонуть, превратившись в кашу. Кириллович берёт их в свою лодку, добавляя, что съедим в голодные дни.

Природа помаленьку меняется, видим уже берёзы, сосны, багульник. Стабильно идём на восток. Интересное явление – все в воде, все мёрзнут, недоедают, но не ноют, не чихают, не кашляют. Душа просит тепла и отдыха, а потом уже вспоминает о завтраке. На ночёвку находим большую песчаную косу. Кириллович пытается сделать лепёшки из промокших сухарей, поджаривает их на растительном масле, которое осталось у нас от первых дней. Иннокентьевич поджаривает рыбок, получился хороший ужин, только лепёшки никто не ест. Одолевает мысль: никак не могу понять, зачем людям, у которых дома всё есть, кому не приходится заботиться о хлебе насущном, о тепле, понадобилось идти к чёрту на кулички, брести по этой Богом забытой реке на краю света? Сидели бы дома, ждали старости, так нет, нужно увеличить скорость этого процесса.

День девятый. За очередным поворотом видим лося. Он стоит и смотрит на нас, качая головой, как бы говоря: это какими надо быть, чтобы за свои деньги, по своей воле идти туда – не знаю куда. Показывает свой зад, напоминая, где мы находимся, и спокойно удаляется от нас вдоль берега.

В тайге мы замечаем охотничье зимовьё – первое строение с начала нашего плавания. Петрович с Кирилловичем идут к нему, приносят соль, чай и банку тушёнки, говорят, что было две, а взяли одну. Я возмущаюсь, почему не взяли вторую, но мне объясняют, что вдруг такие же недоумки пойдут нашим путём, им ведь тоже помощь нужна. В знак протеста отказываюсь есть эту тушёнку, но к ужину забываю о своём протесте.

…И опять камни, вода и холод. Промокли все, особенно Кириллович. На ночь отдаю ему свою куртку, у меня есть сухой спальный мешок.

Десятый день. Утром рассматриваю свои ноги – ободранные, красные и опухшие. Из-за этого не могу надеть сапоги. Кириллович смазал их внутри растительным маслом, и сапоги с трудом надеваются.

Проходим очередной порог. Лодку набрасывает на крутой берег. Большое дерево начинает последнее движение жизни, по ходу сделав пробоину в нашей лодке.

Иннокентьевич готовит обед: остатки слипшейся муки размешивает в кипятке, добавляет туда тушёнку. Он насобирал какой-то травы, сказав, что это дикий лук, и пожарил на масле, но есть это никто не стал. У нас всё хорошо – горсть слипшейся муки, одна банка тушёнки...

После обеда, пройдя часа два, видим большую реку слева, которой в нашем понимании не должно быть. Мы в растерянности. Причаливаем к берегу, сушимся, отогреваемся, обсуждаем и приходим к выводу, что это есть река Витим, а до Романовки ещё 200 км. За десять дней прошли всего лишь 130 км. Петрович нас вдохновляет, говоря, что вода стала гораздо больше, глубже и быстрее. Горы где-то впереди, значит, порогов не будет, можно использовать лодочный мотор.

…На третий день хода по Витиму видим на берегу строение, два троса через реку и привязанную к ним лодку. Это приспособление для метеонаблюдений. Причаливаем. Выходит хозяин, на определённых условиях соглашается доставить нас на своём УАЗе до большой земли. Пять часов пути по тайге – и мы дома. Наш отдых и рыбалка на реке Кыджимит закончились.

Мой дом стоит на берегу горной реки Поперечной. По возвращении домой я установил пролёт над водой до середины реки и теперь часто выхожу на него. Глядя на воду, вспоминаю своих друзей и наше путешествие...